Мы все сидим в социальных сетях в окружении 400-500 своих ближайших френдов. Соцсети оказались замечательным инструментом для организации уличных протестов и революций. Но они также могут создать иллюзию всенародного движения
В новом тысячелетии СМИ окончательно и бесповоротно ушли в интернет, а затем и в социальные сети. Это стало новым этапом фрагментации медиа. Читатель и зритель теперь не только выбирает идеологическую направленность получаемой информации, но и может отбирать нужную ему информацию. О разных событиях теперь пишут как профессиональные журналисты и комментаторы, так и любители-блогеры. И при этом СМИ стали интерактивными: читатель мгновенно делается комментатором. А с появлением «Фейсбука» и других социальных сетей группа френдов, расшаривая статьи, комментарии и видеоклипы на своих страницах, стала еще и фильтром информации. Аналитики отмечают, что большинство читателей теперь концентрируется вокруг идеологически близких ресурсов, и подчеркивают, что результатом стали зашоренность, консервация варящихся в собственном соку мнений и невосприимчивость к иной точке зрения.
Еще одна опасность такого дробления СМИ прослеживается в протестном движении в России. Находясь среди своих френдов на Facebook, отключившись от «зомбоящика» и других официальных ресурсов и не посещая сайты иной идеологической направленности, легко вообразить себе, что вся Россия в той или иной степени разделяет отвращение к коррумпированному путинскому режиму и что при честном подсчете голосов протестное движение сможет не только добиться второго тура в президентских выборах в марте, но и предотвратить избрание Путина на третий срок.
В моей френдленте уже прошел целый эволюционный процесс — от робкой надежды к радости, от радости к гордости, что в мирных, светлых и многолюдных протестах в стране закончилась апатия и появился Гражданин. Сейчас строятся реальные планы, как положить конец путинскому режиму и что придет ему на смену. У лидеров протестов и популярных блогеров тысячи френдов, они активно и очень правильно все комментируют и ставят сотни «лайков», и даже когда в среде оппозиции возникает несогласие, это все к лучшему, поскольку будущая Россия будет демократична и толерантна. Читая мою френдленту, нельзя не согласиться, что после 24 декабря россияне проснулись в другой стране.
Но от френдлент Максима Кононенко, Дмитрия Рогозина и их френдов создается прямо противоположное впечатление. Подтверждаемое, например, данными ВЦИОМ, показывающими, что за недели протестов рейтинг Путина вырос с 42% до 48%.
В арабских странах в прошлом году пользователи социальных сетей организовали протесты, которые, как оказалось, поддержали широкие слои населения и которые привели к определенным политическим переменам на арабском Востоке. Но Россия — не Египет и не Сирия. В России уже более ста лет идет гражданская война. Война с неясными идеологическими очертаниями, с постоянно меняющимся составом воюющих сторон. Как часто бывает в гражданской войне, линия фронта все время меняется и проходит не только через семьи, но и через сердца граждан. После 1953-го закончилось истребление одной части нации другой и наступило перемирие, но война не прекратилась. В 1966-м Окуджава по этому поводу очень точно написал: «Надежда, я паду на той, на той единственной Гражданской».
Возможно, конечно, что соцсети смогут создать успешное, широкомасштабное протестное движение в России. Но, скорее всего, интернетные СМИ и соцсети попросту позволят враждующим сторонам создать альтернативную реальность и полностью отключиться друг от друга.
Алексей Байер
