Вчера президент России Владимир Путин выступил на международном экономическом форуме в Санкт-Петербурге. Традиционно в адрес главы государства звучали критические замечания за излишний оптимизм, лукавство в заявлениях о диалоге с оппозицией, стремление обойти проблемы в вопросах улучшения инвестиционного климата, подмену понятий при общениях уйти от госкапитализма и провести честную приватизацию (вероятно по-Сечину, назвавшего приватизацию «Роснефти» самой справедливой и успешной). Однако главная претензия к Путину осталась несформулированной: все его высказывания практически полностью выпадали из общественного и экспертного дискурса по затронутым проблемам.
Владимир Путин придерживается традиционной тактики: чем меньше говоришь о проблемах, тем меньше их провоцируешь. Чем оптимистичней заявления власти, тем более стимулирующее влияние они оказывают на экономику и общество. Терапевтическая тактика, которая использовалась на протяжении практически всего срока «путинского режима», действительно, была уместна, пока качественно не изменилась политическая ситуация в стране.
Путин не хотел говорить о проблемах, обходил острые темы, что теперь выглядит как попытка убедить самого себя, что в стране продолжает безотказно работать стабильная система управления и принятия решений. Все под контролем – главный мессидж главы государства. Однако он становится все больше оторванным и того дискурса, который разворачивается в независимых СМИ, Twitter и интернете. От Путина ждут как минимум искренности в оценке текущей ситуации.
Позиция «все под контролем» подразумевает, что разрешение проблем и снижение рисков – это внутреннее дело власти, которая получила на выборах свой кредит доверия и теперь намерена его отрабатывать так, как считает нужным. Власть продолжает опираться на логику «контракта с обществом», дающим возможность игнорировать алармизм и критику со стороны элиты, бизнеса и экспертов. Путин привык рассматривать это как неизбежное шумовое сопровождение любого его действия или выступления.
Однако такая логика перестает работать по нескольким причинам. Во-первых, реальная лояльность значительной части различных элитных групп сменяется мнимой лояльностью, формальной. Раньше публике импонировала самоуверенность «национального лидера», который с легкостью брал ответственность на себя, работая как «раб на галерах», не отказывал себе в крепком словце, довольно прямолинейно высказывал свою позицию. Еще пару-тройку лет назад это казалось правдой, адекватным отражением того, что происходит в стране, гармоничным. Теперь уже публика воспринимает выступления Путина как неизбежный шум, сопровождающий работу государственной машины. И эта машина все чаще выглядит несбалансированной и идущей в разнос.
Во-вторых, запрос на перемены перестал быть маргинальным. Делать вид, что ничего не происходит, уже не получается. Стабильность становится ругательным словом, а колоритность слова Путина сменилась пустотой. Путин выступает так, как будто не было обысков у лидеров оппозиции, нет арестов рядовых участников акции 6 мая, бессмысленных задержаний на улицах людей с белыми ленточками, массового исхода авторитетных экспертов и правозащитников из президентского совета по правам человека. К Путину негласно сформулирован длинный список вопросов, который он старательно игнорирует, раздражая все больше и больше наиболее активные слои общества. Путин выступил так, как будто «дело ЮКОСа», смерть Магнитского, неадекватно жесткие правила проведения митингов и антикоррупционные расследования Алексея Навального – это в другой стране. Путин говорит «не то», как в известном советском фильме «Тот самый Мюнхаузен», где барон, прощаясь со своей возлюбленной Мартой просит сказать ее «что-нибудь важное», а она не понимает и не хочет понимать этого сразу. «Что-то важное» вчера публика так и не услышала, вероятно, потому, что это предмет для обсуждений исключительно на закрытых консультациях в Кремле, и даже не на заседаниях правительства, становящегося все более декоративным, но зато таким инновационным.
В-третьих, ощущается усталость от того неуважения, которое Путин демонстрирует к своим аудиториям, заставляя глав крупнейших мировых и российских компании ждать президента более двух часов, ломая свои графики, от нежелания говорить правду и правильно расставлять акценты, от стремления уйти от ответов. Ирония начинает сменяться раздражительностью, а страх – пренебрежением. Двойная реальность охватывает практически все сферы общественно-политической и экономической жизни, а элита и общество привыкают жить в другой стране, нежели та, о которой говорит Путин.
Татьяна Становая
