Сравнение результатов декабрьских парламентских выборов с президентскими в марте показывает, что у протестного электората нет устойчивых симпатий к конкретным партиям, у самих партий – явный кризис лидерства, а избирателям в целом явно не хватает новых политических фигур.
Отход от предвыборной лихорадки и нервозности и получение полных и окончательных данных прошедших в стране президентских выборов дает возможности для более полного анализа перемен электоральной карты страны. Приходит время сравнений.
При всей искусственности выстроенной в стране к 2011-2012 партийной системы голосование даже за разрешенные партии и допущенных на выборы кандидатов при всех имеющихся электоральных девиациях, несомненно, отражало происходящие в настроениях избирателей перемены. Избиратели учились влиять на систему даже по ею же установленным не самым справедливым правилам.
Детально увидеть механику перемен и их причины поможет сравнение результатов голосования за основные партии в декабре 2011 года и их кандидатов на мартовских президентских выборах 2012 года в региональном разрезе. Для сравнения используется «коэффициент изменения» в виде соотношения результата кандидата партии на президентских выборах по отношению к результату самой партии на выборах Госдумы. Подобный метод позволяет оценить, в каких регионах масштаб изменения поддержки в относительном выражении был наиболее существенным.
Зюганов и КПРФ
Самым стабильным по сравнению с результатом голосования за партию оказалось голосование в марте за лидера КПРФ Геннадия Зюганова – его относительный результат уменьшился всего на 2,01%.
Однако структура регионального голосования имеет определенные различия: КПРФ является одним из индикаторов современных электоральных расколов, тогда как Зюганов отчасти символизирует собой память о совсем другой эпохе – «красном поясе» 1990-х.
Одним из самых существенных электоральных изменений в России в последние годы было увеличение поддержки КПРФ в крупных городах на фоне ее существенного снижения на региональной периферии в пользу «партии власти». Причем крупные города стали зоной повышенных результатов не только КПРФ, но и всех иных оппозиционных партий, как формально левых так и формально правых.
Современные выборные расколы в основном происходят не в «классическом» право-левом противостоянии, а скорее по отношению к существующему в стране политическому и экономическому режиму. Более верным является разделение партий на реформаторские (умеренная оппозиция власти), революционные (радикальная оппозиция) и традиционалистские или консервативно-реакционные (поддержка власти, «партия власти»). В определенном смысле можно говорить о естественном нонконформизме городов и определенном конформизме периферии. В крупных городах, в том числе региональных центрах, намного менее вероятна ситуация чьего-то властного доминирования. И наоборот, чем выше коллективистские и патриархальные начала, тем сильнее поддержка власти.
Однако на фоне данной тенденции «формального полевения городов» прошлые выборы 2007 - 2008 годов показали, что голосование лично за Зюганова было ближе к «традиционной» электоральной географии КПРФ 1990-х, чем собственно за КПРФ на выборах Гоcдумы. Наибольший коэффициент изменения поддержки Зюганова в 2008-м по отношению к КПРФ-2007 был отмечен в аграрных и/или наиболее депрессивных регионах, ранее относившихся к «красному поясу». Выборы 4 марта 2012 вновь, но в немного более сглаженном варианте показали ту же закономерность. Общероссийский коэффициент соотношения голосования за Зюганова и КПРФ составил на минувших выборах 0,895. При этом существенно выше среднего он был в регионах «электоральной аномалии» – ряде национальных регионов (Ингушетия, Мордовия, Тыва, Адыгея, Чукотка – здесь процент поддержки Зюганова по отношению к КПРФ превысил не просто средний коэффициент, а единицу). Несомненно, это лишний раз подчеркивает девиантность голосования в Госдуму, когда имели место и манипуляции, и стремление властей ряда регионов провести максимальное число депутатов в Госдуму по списку ЕР. В этом смысле имеет место не рост голосования за Зюганова на фоне КПРФ, а снижение уровня фальсификаций и иных манипуляций. Однако даже с учетом относительного роста числа голосов, поданных за Зюганова по сравнению с КПРФ, уровень голосования за него в этих регионах остался существенно ниже среднероссийского. А в таких регионах как Дагестан, Чечня, Карачаево-Черкесия, Кемеровская область, судя по всему, даже относительного снижения объема манипуляций фактически не произошло.
При этом вырос процент поддержки Зюганова по сравнению с КПРФ в таких регионах как аграрные Белгородская, Владимирская, Воронежская, Астраханская, Тамбовская, Ульяновская области, а также в
Марий Эл, Тульской, Челябинской, Саратовской областях. Зюганов получил меньший процент, чем КПРФ, но коэффициент изменения поддержки превысил среднероссийский в Орловской, Костромской, Омской, Оренбургской, Смоленской, Липецкой, Курской, Калужской, Вологодской, Пензенской областях. То есть, как и в 2008 году, аграрная периферия лучше восприняла Зюганова, чем большинство крупных городов и индустриальных центров, а также большинство регионов российского Севера.
Коэффициент соотношения поддержки Зюганова и КПРФ хуже для кандидата коммунистов в Санкт-Петербурге, Архангельской, Иркутской, Калининградской, Московской, Мурманской, Нижегородской, Новосибирской, Томской областях, Приморском, Пермском, Хабаровском краях и т.д. Причем в некоторых из названных регионов можно отметить даже ухудшение соотношений коэффициентов поддержки по сравнению с 2008 годом, что вероятно связано с тем, что сильная в этих регионах «Справедливая Россия» в 2008-м не выдвигала кандидата в президенты, и часть ее протестного электората ушла тогда к Зюганову.
В целом соотношение Зюганов/КПРФ похоже на 2008 год, сглаживает его только ситуация в Москве. Здесь проценты КПРФ и Зюганова почти равны, что означает превышение среднероссийского коэффициента. Вероятно, это следствие нескольких эффектов. Первый связан с тем, что благодаря протестной активности и усилению общественного контроля именно в Москве намного лучше стала ситуация с электоральным контролем, что повлияло на результаты всех альтернативных «главному» кандидатов. Второй эффект связан со «ставкой на лидера» в Москве.
Важно понимать также, что Зюганов фактически был единственным кандидатом в президенты, который вел в регионах относительно широкую избирательную кампанию (хотя ее интенсивность, несомненно, уступала активности осенней кампании КПРФ). Соответственно, даже при тех или иных претензиях к качеству этой кампании у значительной части оппозиционно настроенного электората фактически не было выбора – многие голосовали за Зюганова просто потому, что он представлялся им наиболее сильным кандидатом из оппонентов Путина, допущенных к выборам.
И часть поданных за него голосов – выражение протеста.
Миронов и «Справедливая Россия»При существенном падении процента голосования за Сергея Миронова на фоне результатов «Справедливой России», региональная картина для лидера «эсеров» тоже неоднородна и подчеркивает решающую роль в результатах партии региональных харизматиков. При среднероссийском коэффициенте изменения поддержки в 0,29 (это доля голосов за «эсеров» в декабре, которую получил Миронов), в двух регионах – Кабардино-Балкарии и Дагестане – отмечен даже прирост. Этот тот феномен, о котором выше шла речь в случае с Зюгановым – снижение объема искажений в регионах, где на этот раз не было борьбы за депутатские мандаты для региональных групп внутри партсписка. Те же причины объясняют превышение среднероссийского коэффициента соотношения голосов за «Справедливую Россию» и Миронова в таких регионах, как Татарстан, Ингушетия, Мордовия, Калмыкия и некоторых других. При этом общий процент голосования за Миронова в этих регионах остался ниже его абсолютного результата по стране. В целом
у Миронова отмечается интересный феномен – коэффициент поддержки лучше среднего по отношению к партии получился в наиболее провальных по итогам декабря-2011 регионах, которые для партии базовыми не были и не будут. И в любом случае речь идет о незначительных абсолютных цифрах.
Александр Кынев
Читать далее
